Лиз Коли - Красотка 13
Подчиняясь внезапному порыву, она постучала в дверь. Тишина. Она подергала за ручку, но дверь была заперта на ключ. Она прижала ухо к двери и услышала тихий скрип, однако решила, что это, скорее всего, скрипят половицы под ее ногами. Скрип тут же стих. У нее появилось какое-то странное ощущение. Ей казалось, что внутри кто-то есть, и этот кто-то, не желая быть обнаруженным, старался дышать как можно тише.
– Энджи! – раздался сзади чей-то голос, и она отпрыгнула от двери.
Ей почему-то стало стыдно. Получалось, что она подслушивала и ее поймали на горячем.
– Не ходи туда, – сказала Девочка-скаут. – Нам туда нельзя.
– Почему? – спросила Энджи. – Что там внутри?
– Мы не знаем. Только Ангел мог заходить туда. Оставь эту затею, пойдем со мной. – Девочка-скаут взяла Энджи за руку и увела ее от двери, от крыльца, от хижины прямо на луг.
– Разуйся, – сказала она.
– Но от травы у меня на ногах появится сыпь! – возразила Энджи.
– Нет, не появится.
– Мне будет щекотно. – Энджи боялась смотреть на свои ноги.
– Ну же, пойдем! – настаивала Девочка-скаут.
Сняв туфли и носки, она закатала свои брезентовые брюки цвета хаки. Раны на ее лодыжках были свежими, а у Энджи – зарубцевавшимися, похожими на тонкие ленты. Как, однако, глупо с ее стороны быть такой нерешительной! Лодыжки ей достались в наследство от Девочки-скаута, запястья – от Маленькой женушки, а ожоги – от Болтушки. Шумно выдохнув, Энджи сняла туфли и носки. Был жаркий полдень, и она, понимая, что, кроме нее, здесь никого нет, сняла с себя всю одежду. Она легла на траву, не боясь того, что при ярком свете дня будут видны все ее шрамы, и сказала:
– Я вмещаю в себе множество разных людей.
Лежавшая рядом с ней Девочка-скаут процитировала еще одну строку из поэмы Уитмена, которую они обе любили: «Кто хочет прогуляться со мной?»
Повернув головы, они посмотрели друг на друга и улыбнулись.
Коснувшись друг друга кончиками пальцев, они процитировали в унисон: «Потому что каждый атом во мне принадлежит и тебе».
Они обнялись, их гладкие белые руки касались высокой зеленой травы. Они прижались друг к другу так плотно, что трудно было понять, где одно тело, а где другое. И, вздрогнув, издав вздох облегчения, они слились в одно целое, став одной девочкой, которая вихрем ворвалась в саму себя цельной, единой личностью.
В ее голове, как в калейдоскопе, замелькали картинки: лицо того мужчины – оно было и злым, и нежным; лежащие в углу тяжелые цепи, которые долгое время ограничивали ее жизненное пространство; до боли знакомая ручка на водяном насосе; растрескавшийся коричневый кувшин; железные горшки и кастрюли; книга, торчавшая из кармана ее фартука; бутылка масла, которым заправляли лампы; тесная кладовая, где хранились консервы, крупы и специи; поросшие мхом стволы сосен, она ориентировалась по ним, когда, сжимая в руках пакет с несколькими дорогими ей вещами, спускалась с гор в долину, уходя от хижины все дальше, и дальше, и дальше; магазин, где она украла карту, потому что у нее не было денег – не считая, правда, четырех монет достоинством в 25 центов, которые она нашла под печкой. На них она купила себе колу, чтобы хоть чем-нибудь наполнить свой желудок, который после нескольких дней пути ссохся от голода. Ей тогда показалось, что ничего вкуснее этого напитка она в жизни не пробовала.
Ничего вкуснее этого она еще не ела. Рот Энджи был наполнен сладкой кремообразной массой. Она ела крем-брюле. Нежный карамельный соус буквально таял на языке.
Ее ресницы дрогнули, и, открыв глаза, она в тот же миг увидела глаза доктора.
– Это просто изумительно, Линн! Вам обязательно нужно заказать себе такое же мороженое.
– Анжела… – прошептала доктор, и ее глаза наполнились слезами.
Энджи удивленно подняла брови.
– Почему я назвала вас по имени?
Доктор Грант схватила салфетку и промокнула влагу, блестевшую в ее глазах.
– Девочка-скаут всегда называла меня Линн. Она теперь… в тебе?
– Полностью, – сказала Энджи. – Эй, что случилось? Почему вы плачете?
Доктор Грант – Линн – громко шмыгнула носом.
– «О, дорогая, как это нелепо! Прямо за десертом. Я оставлю его для Красотки. Мне нужно уйти», – сказала она, и сразу появилась ты. Я даже не смогла попрощаться с ней.
Энджи засмеялась.
– Вам не нужно прощаться с ней, Линн. Я все еще здесь. – Она вздохнула и проглотила еще одну ложку крем-брюле.
– Энджи, добро пожаловать в свое единое и неделимое «я»! – сказала доктор Грант и разрыдалась. Это было совершенно непрофессиональное, но чрезвычайно приятное проявление любви и благодарности.
Часть 3
Я
Глава 16
Исповедь
Из школы домой я шла пританцовывая. Точнее, не шла, а летела, не касаясь земли. Во рту по-прежнему ощущался сладковатый привкус крем-брюле. Вернувшаяся из библиотеки мама смотрела на меня с нескрываемым любопытством. Меня буквально распирало от желания поскорее все ей рассказать, но нужно было дождаться подходящего момента. И мама, сама того не зная, мне в этом помогла, попросив помочь ей накрыть на стол.
– Ты уже определилась, какой подарок хочешь на Рождество? – спросила она, передавая мне столовое серебро.
Я улыбнулась ей и, встав на цыпочки, радостно воскликнула:
– Я уже получила то, чего хотела больше всего на свете, – себя саму! Все мои двойники соединились в одно целое. Ну, или почти все.
– Ох, не может быть! Неужели все закончилось? – радостно всплеснув руками, спросила она.
Я кивнула и улыбнулась такой широкой, счастливой улыбкой, что мои щеки едва не треснули от напряжения.
– О Энджи, дорогая моя! – воскликнула мама, прижимая меня к себе дрожащими руками. – Такой огромный подарок под елку не поместится, – сказала она, всхлипывая, и прижалась губами к моему уху.
В последнее время она стала очень сентиментальной.
– Мама, мамочка, мамуля! – радостно пропела я и обняла ее. Раздался тихий звон серебра, и я развела руки в стороны, чтобы случайно не уколоть ее вилкой или ножом. – Ты права. Тогда я, пожалуй, остановлюсь на сапогах для верховой езды. Что ты на это скажешь?
Этот выбор, похоже, сделала за меня Болтушка. Однако после того, как мы превратились в единое целое, ее желания стали моими желаниями.
– И это все? – спросила мама, отстранившись. Ее порозовевшее лицо было влажным от слез.
– Эти сапоги безумно дорогие, – заметила я. Зайдя в магазин, который находился прямо рядом с конюшнями, я поинтересовалась их ценой.
– Может быть, ты хочешь, чтобы мы купили тебе еще и эти странные штаны? – спросила она, вытирая глаза.
Они тоже стоили невероятно дорого.
– Нет, не хочу. Мне вполне удобно в своих кожаных джинсах, – ответила я. – И вот еще что…
Я не решалась спросить об этом. До Рождества оставалось всего две недели, и меня мучил только один вопрос: кто будет сидеть за нашим праздничным столом?
Больше всего на свете мне хотелось снова увидеть бабушку. Мне нужно было поговорить с ней, объяснить ей все. Когда я вспоминала о том, как она посмотрела на меня в последний раз, в душе все переворачивалось. Она ни разу не навестила меня в больнице. Я не получила от нее ни одной открытки. Меня также очень волновало и то, смогу ли я объясниться с отцом.
Поэтому я, набравшись смелости, задала этот больной вопрос маме. Положив руки мне на плечи, она пристально посмотрела на меня. Ее глаза еще никогда не были такими серьезными и печальными.
– После того как Биллу вручили официальное предписание, запрещающее ему приближаться к тебе, бабушка сказала, что больше никогда не приедет к нам. Она добрых полчаса кричала на меня и ругалась, обвиняя в том, что я заставляю ее выбирать между сыновьями. Это было ужасно! – сказала мама.
Увидев гримасу боли и ужаса на ее лице, я поняла, что это была версия «лайт» ее разговора с бабушкой, а на самом деле все было намного хуже.
– Она даже не хочет сказать нам спасибо за то, что задница Билла сейчас не на тюремных нарах?
– Нет, не хочет. Она до сих пор не верит в то, что все, что ты… мы рассказали, правда. И прошу тебя, дорогая, никогда не употребляй слова «задница».
– О-о! А что по этому поводу думает папа? – спросила я.
– Ему сейчас очень тяжело. Ведь он любил Билла.
Словно услышав эхо из далекого прошлого, я сказала:
– Да, и я тоже.
Мама сжалась, опустив руки.
– Мне очень жаль. Значит, папа наконец поверил мне?
Мама кивнула, не глядя на меня.
– Доктор Грант смогла найти убедительные доводы, – сказала она. – Если бы мы смогли уговорить ее выступить в суде, то…
– Все, хватит! Так мы можем договориться бог знает до чего. Билл был несовершеннолетним мальчишкой, конечно, за исключением последнего случая, – твердо произнесла я, понимая, что у нас нет никаких вещественных доказательств, только свидетельства типа «он сказал», «она сказала». Даже если бы они у нас были, это все равно ничего бы не изменило. Как ни странно, но за совершение инцеста закон предусматривает гораздо более мягкое наказание, чем за изнасилование. Мы сделали все, что могли. – Главное, что он теперь и близко ко мне не подойдет. И это не может не радовать.
